Форум » Архив отыгранных эпизодов » Отпустите меня в мой сон. [the Potters: James, Harry] » Ответить
Отпустите меня в мой сон. [the Potters: James, Harry]
Harry Potter: 1996 год, зима. Спальня Гриффиндора. Порой снятся очень странные сны, столь же похожие на реальность, сколь далёкие от неё. В такие моменты сложно провести грань между фантазией и явью.
Ответов - 17
Harry Potter: А снег всё падал, кружился под напором ветра, застилал горизонт – в окне не было видно ничего, кроме летающих белых хлопьев. Зима в этом году наступила рано и обитатели Хогвартса успели привыкнуть к вечерним метелям. Снаружи бушевала вьюга, а внутри стоял приглушённый свет и тишина, нарушаемая лишь дыханием спящего человека. Юноша в полусне задел рукой пергаментные свитки и те с шелестом упали на пол. Гарри вздрогнул и открыл глаза. Он помнил, что пару часов назад сел на подоконник и долго смотрел вниз, радостно улыбаясь выигранному матчу; видать, так и заснул, не слезая и не ложась на кровать. Удивительно, что удалось не упасть и не разбить очки, поворачиваясь на бок. Гриффиндорец потянулся, тихо слез на пол и подошёл к кроватям – Невилл, Дин и Симус уже спали, а вот постель Рона оказалась пустой. Последнее объяснялось очень просто – вряд ли его друг захотел так быстро уходить от Лаванды Браун после своего триумфа как вратаря. Последнее, что врезалось в память, было удивлённо-довольное лицо Рона и заплаканные глаза Гермионы, когда та увидела его в объятиях Лаванды. Девушка ушла к себе в спальню почти не попрощавшись, только судорожно кивнув головой – и Гарри мог её понять, он испытывал похожие чувства когда видел, что Дин целуется с Джинни. Ему было жаль подругу, но ничего сделать он не мог. Жизни людей принадлежат им самим. Внезапно сердце уколола острая игла одиночества. Как ни посмотри, а он снова оказался между враждующими друзьями, каждый из которых наверняка не захочет даже разговаривать с другим, общаясь через Гарри. Самому парню до жути надоедала такая позиция. Чувствовать себя неловко, когда в гостиную входит Гермиона, а ты сидишь в компании Рона, испытывать слабые угрызения совести за то, что вы можете смеяться, а её лицо мрачнее тучи. Просиживать часы в библиотеке с Гермионой и ощущать звенящее напряжение, когда разговор касается их рыжего друга. Нет, определённо, работать своеобразным передатчиком – не слишком приятное занятие. Парень вздохнул, радостные мысли о победе Гриффиндора растворились в свалившихся неприятностях. Сняв очки, Гарри забрался под одеяло, накрывшись с головой. Больше всего на свете хотелось просто забыть обо всех проблемах, хотя бы на одну ночь. Иногда ему оправданно казалось, что на него возлагают слишком много надежд. Воспоминание Слизнорта, таинственные крестражи и пророчество со словами о том, что победить Волдеморта может только он. Кто сказал, что это правда? Профессор Трелони, которая когда-то смогла сделать одно верное предсказание? Шестикурсник всегда считал, что каждый сам выбирает своё будущее, свою судьбу. Но выбора в своей ситуации не видел. Однако Дамблдор был прав: даже если бы Гарри не знал о пророчестве, то захотел бы отомстить за родителей. А потому – не всё ли равно. Он зажмурил глаза, вызывая в памяти образ отца и матери, танцующих под снегом. Эта подаренная Хагридом колдография стала одной из самых любимых. Его мама улыбалась, а отец весело махал рукой. Такие красивые. Такие счастливые... Через несколько минут Гарри уже крепко спал, утомлённый тяжёлым днём. ...Качели медленно раскачиваются – вперёд-назад, скрип режет уши и всё погружается в звенящую тишину. Светит тёплое солнце и кажется, что наступила весна: ростки едва-едва пробились из земли. В воздухе пахнет сиренью и чьими-то духами, почти неуловимый яблочный аромат. Наконец, Гарри осознаёт, что это такое – детская площадка, похожая на ту, которая располагалась на Прайвет-Драйв. Однако эта светлее и просторнее, а сам он сидит на качелях. Откуда-то издалека доносится серебристый смех. Почему он именно здесь и что это за место? Но несмотря на интересующие вопросы, на душе удивительно спокойно, словно он находится там, где и должен быть.
James Potter: ОГРОМНОЕ спасибо админам, что разрешили этот отыгрыш. Мы разделены, но мы рядом Так надо не нам Маленьким телам - большие души Вы когда-нибудь оказывались в чужом сне? О, это очень странное ощущение. Но лучше по порядку. Итак, Джеймс Поттер был мертв. Мертв уже, казалось, целую вечность, берущую начало в одном осеннем вечере. Если вы спросите его, помнит ли он тот вечер, Джим скажет, что все земные воспоминания вот уже шестнадцать лет, как покинули его. И безбожно солжет, конечно. Сложно не запомнить тот момент, когда ты оказываешься где-то. Ты не знаешь, где и что ты тут делаешь. Преимущественно, конечно, потому что у тебя больше нет ощущений. Никаких. Нет слуха, вкуса, зрения, обоняния, осязания – ничего. Есть только беспокойно мечущиеся мысли, пока ты силишься понять, что случилось. А, главное, как случилось так, что ты больше не человек, а всего лишь некая абстрактная субстанция, находящаяся где-то. Субстанция, надо заметить, больше не обладающая человеческими потребностями. Как это ни печально, но все эти шестнадцать лет где-то Сохатый не хотел ничего. Ни дышать, ни пить, ни есть, ни, тем более, спать. Сознание Мародера первое время пребывало в панике. Двадцать один год своего существования сознание контролировало человеческие потребности. Ему нужно было давать понять своему человеку, что он голоден, испытывает жажду или хочет спать. Нужно было говорить ему, сыт ли он, напился и выспался ли. И тут в единый миг сознание лишилось всего этого. Оно точно понимало, что человек должен, просто не может, например, не хотеть спать. Потребность во сне была одной из самых естественных. Сознание не понимало, что делать. Надо было слать сигнал человеческим мозгам с воплем о том, что творится непотребство! Человек должен хотеть спать! Но некуда было слать этот самый сигнал. Там, где-то не было тела человека. Не было того, чему нужен был сон. Но если сон не нужен, значит, человек, как полагало сознание, мертв? Однако он не может быть мертв, если оно – его сознание – еще функционирует. Но тело человека лежало во всамделишном гробу, зарытом во всамделишную землю. На то, чтобы осознать собственную смерть, сознанию бывшего гриффиндорца потребовалось долгое время. Потом сознание свыклось с этой мыслью, и бывший живой человек продолжил существовать где-то, размышляя обо всем на свете. Тщательному рассмотрению со всех сторон подвергалось все: его собственная жизнь, его жена, его друзья, его сын, его смерть. Затем темы сменились на более одухотворенные; он думал о поэзии, о прозе, о музыке и, почему-то, о бальных танцах. Джим мог думать так сколько угодно, потому что, честно говоря, это было единственное его занятие на ближайшую вечность. Благо, тем для размышлений было предостаточно. Временами Джеймс ощущал, как кто-то не то зовет, не то касается его, и эти ощущения приводили его в шоковое состояние. Когда ты уже привык к тому, что ничего не чувствуешь, а тут вдруг что-то слышишь или ощущаешь на коже, которой, между прочим, у него де-факто уже не было, - это любого шокирует. Поттер тратил какую-то часть своего времени на размышления над этими необъяснимыми ощущениями, но не мог решить, почему они появляются. Задачу осложняло еще и то, что голос звавшего был ему незнаком. В конце концов, он просто менял тему для раздумий. Но сейчас творилось что-то определенно странное. Еще секунду назад Сохатый пребывал в привычном где-то, и вдруг вокруг побежали цветные пятна. Сначала блеклые, они постепенно набирали цвет, кое-где лопались, будто перезрелые ягоды, и расплескивали свой цвет повсюду. Появился воздух, зашевелился, волнуя цветовое море, и все вдруг обрело четкость, ровно в ту же секунду, как легкий теплый ветерок ласково взъерошил волосы Мародера. Наверное, живым людям сложно понять то ощущение, какое испытываешь, когда после долгих лет небытия к тебе возвращаются привычные каждому человеку пять чувств. Ты вновь видишь, слышишь, чувствуешь вкус, обоняешь и осязаешь. Первые несколько минут бывшему гриффиндорцу потребовалось просто для того, чтобы вспомнить врожденный навык, нужный для того, чтобы разбираться во всех этих ощущениях. Конечно, его это не сильно волновало, но он был по-прежнему мертв. Это молодой человек понимал очень четко. После такого количества времени, проведенного там, к жизни уже не возвращаются. Тем не менее, Джим находился в до боли привычной обстановке, касался рукой стены своего собственного дома в Годриковой Лощине и даже мог видеть небольшую детскую площадку чуть дальше по улице. И, Мерлин, он улыбался так, будто его вернули к жизни, даже несмотря на то, что все это очень сильно смахивало на чей-то сон. Спрашивать себя, чей именно, Джеймс пока не решался. Ему казалось, что он все равно не найдет правильного ответа. Если, конечно, это не тот правильный ответ, что сидел сейчас на детской площадке. На качелях. На, драклы подери, тех качелях, на которых некогда, очень давно, качался он сам. Сколько лет прошло с тех пор, как он последний раз стоял на пороге своего дома? Поттер кинул тоскливый взгляд на размытое крыльцо, догадавшись, что смотрящий сон человек не очень хорошо представляет себе это место. Хмыкнув, Сохатый пошел по направлению к площадке. Попутно он разглядывал собственные руки и удивлялся тому, кому это вдруг могло прийти в голову, пусть даже невольно, но все-таки заставить его очутиться в своем сне. Ощущения были странные. Конечно, его сознание было вполне адекватно происходящему и даже принялось радостно воспринимать и анализировать окружающий мир, явно получая уже от одного этого процесса огромное удовольствие. И все же, чем ближе он подходил к парнишке, сидящему на качелях, тем больше усиливалось странное желание кинуться к нему и проявить как-то свою радость по поводу его, этого парнишки, нахождения тут. Однако Мародер прилежно давил в себе это желание, абсолютно не понимая, откуда оно взялось. Ощущение было такое, будто ему нужно это сделать. Впрочем, слово «нужно» потеряло свой смысл для бывшего гриффиндорца еще в далекие школьные годы. - Эй, парень, - остановившись чуть поодаль за спиной смутно знакомого парнишки, позвал молодой человек. Он вдруг испытал острый приступ неуверенности, глядя на эти взъерошенные черные волосы, уже догадываясь, кто может быть перед ним, но предпочитая игнорировать собственные догадки. – Привет. И неуверенно махнул рукой в приветственном жесте, не сводя взгляда с парнишки. оос: little crappy illustration
Harry Potter: Не меркнет звезда, сколько б ни ждать, И время замрет - будь навсегда. © Гарри на секунду прищурился – особенно нахальный луч солнца попал в глаза. Сны не бывают настолько отчётливы и объёмны, в снах всё слишком обрывочно, а единственно чёткие ночные видения всегда оказывались впоследствии тайными желаниями Волдеморта. Но разве _подобное_ мог вызвать Тёмный маг? Впрочем, юноша не думал об этом. Он не чувствовал отличий от реальности, а только удовольствие от всего окружающего: ясного неба, солнца и деревянных качелей. Место казалось смутно знакомым, однако как гриффиндорец не напрягал свою память, так и не смог вспомнить, где видел эту улицу. Ветер зашевелил тёмные волосы и качели тихо заскрипели от мерных движений вверх и вниз. На лице Гарри читалась лёгкая улыбка, он вдыхал свежий воздух и если не был упоительно счастлив, то, по крайней мере, был очень доволен. В голову приходили совершенно дурацкие идеи о мире, уюте и очаровании во всём, что он видит. Казалось, ничего плохого не может произойти по определению: смерти нет. Есть только жизнь и то тепло, что разлито в воздухе. Шум ветра убаюкивал, но спать не тянуло, наоборот, хотелось наслаждаться каждым вздохом. Внезапно за спиной раздался шелест травы под ногами и чей-то голос его окликнул. Сказать, что юноша не ожидал – ничего не сказать. Он находился в полной уверенности, что вокруг нет ни души и он единственное живое существо поблизости. Поэтому неудивительно, что Поттер резко обернулся, вскочив с насиженного места. Две пары глаз – зелёных и карих – встретились друг с другом. В зелёных плескался незаданный вопрос, через секунду сменившийся глубоким изумлением. Сердце вдруг принялось бешено биться о рёбра. На первом курсе в зеркале Эризиды черноволосый паренёк смотрел лишь на отражения своих родителей, тем тяжелее было оборачиваться назад и понимать, что это не более, чем иллюзии. На четвёртом курсе ему довелось наблюдать за очень странным явлением – Приори Инкантатем – когда из палочки Волдеморта вырывались тени людей, которых тот убил. И полупрозрачные фигуры похожие на призраков было невозможно сравнить с тем, что он видел сейчас в нескольких метрах от себя. Так не бывает. Нет? Взъерошенные волосы, прямоугольные очки... Ещё никогда Гарри Поттер не видел своего отца так чётко и ясно. В какой-то момент почудилось, что он смотрит на изменённого себя; об обратном напомнили только различающиеся движения тел. Юноша жадно ловил взгляды и жесты и, по-видимому, дар речи на какое-то время оставил его – или же просто отказался нарушать возникшую связь. Отчаянно желая, чтобы мужчина не испарился в ту же секунду, Гарри взмахнул рукой на приветствие. Затаённый страх и вместе с тем дикая надежда вспыхнули внутри разом, превращая сердце в горящий костёр эмоций, с трудом сдерживаемых. Наконец прорезался голос. - Папа? – слова были произнесены почти шёпотом. Неужели перед ним и правда его отец? Живой. Настоящий. Осязаемый. В животе что-то скрутилось в тугой клубок. Шестнадцатилетний парень, затаив дыхание, смотрел на Джеймса Поттера сквозь стёкла очков и не осознавал происходящее. Билась мысль о том, что этого не может быть, что через мгновение всё исчезнет, как мимолётный дым. Что его единственный столь живой сон прервётся прямо сейчас. Что, в конце концов, из-за угла дома появится змеиное лицо Волдеморта и приятное видение станет очередным кошмаром (на редкость реальным кошмаром). На секунду внимание Поттера привлёк дом за спиной мужчины. Гарри оторвался от созерцания своего отца и посмотрел дальше, на двухэтажный особняк бежевого цвета. Однако память снова отказывалась служить, поэтому парень без особого сожаления вернулся взглядом к стоящему перед ним. - А... сколько тебе лет? – пришлось оторвать ладони от железных опор качелей, за которые Гарри крепко держался всё это время. Вопрос дался с трудом, а руки всё ещё слегка дрожали – гриффиндорец за неимением лучшей идеи спрятал их в карман, но вовремя опомнился и поспешно вытащил оттуда. Чувствовал он себя довольно абсурдно – тем не менее, всё изменилось, когда он снова посмотрел в карие глаза за прозрачными стёклами. Не было ни подходящих мыслей, ни серьёзных вопросов. Вот только зачем они? Какой-то частью сознания Гарри уже начал понимать, что это сон, но всё ещё не был до конца в этом уверен. Знаете, как это случается? Ты находишься где-то на грани между явью и сном, причём – странно, да? – понимаешь: если до конца поверить в то, что спишь, если убедить себя, что всё является плодом твоего воображения – непременно проснёшься. Гарри не делал ничего для убеждения или разубеждения себя, ему было не до того, слишком уж прекрасным представлялось увиденное. Он неуверенно шагнул вперёд и остановился, мучимый непонятными сомнениями.
James Potter: Джим знал, кто перед ним. Знал, потому что это было слишком очевидно, особенно для него. Только признаваться в этом не то, что вслух, но даже про себя было страшно. Почему? – он бы и сам не ответил. Вероятно, потому что Джеймс уже давно свыкся с мыслью, что его больше не существует и ничто не связывает его с миром живых. В этот момент появляется этот парнишка, и даже со спины все в нем напоминает Поттеру о том, чего он лишился некогда. Дурацкие, острые мысли – прочь, прочь! Хотелось гнать их подальше от себя, но получалось не всегда. Особенно в такие моменты. Столкнувшись взглядом с глазами цвета Смертельного Проклятья, Сохатый вздрогнул и непроизвольно отступил на шаг назад. Можно пробыть в небытие хоть шестнадцать, хоть тысячу лет, но ту самую последнюю вещь, что ты видел перед своей смертью, не забудешь никогда. Такие яркие зеленые глаза в первую секунду действительно испугали Мародера, и он, увы, не смог совладать с собой. Только потом, после непроизвольной реакции на зеленый цвет, мелькнула мысль о том, что они все такие же – глаза его сына. Совсем как у Лили. Совсем как тогда, когда этот так похожий на него самого парнишка был малышом, еще даже не умевшим говорить. Это была одна из причин, по которой первый вопрос Гарри поверг бывшего гриффиндорца в легкий ступор. Случайно присниться своему собственному сыну, а затем услышать от него волшебное «папа» - единственное «папа», которое он слышал в своей жизни, между прочим, - не значит ли это, что кто-то на небе решил отдать ему должок за преждевременную смерть? Было очень похоже на то, и молодой человек обязательно бы усмехнулся своим мыслям, если бы не пребывал в шоке еще по одной причине. Голос. Голос Гарри – тот самый, что он уже слышал. Не когда-то давно, а какое-то относительно небольшое время назад – где-то с определением времени было туго. Тем не менее, интонация, тембр, высота голоса – все было тем же самым. - Мерлин великий, - быстро произнес Джим и принялся в волнении ерошить свои волосы, - так это ты... – не договорил, пораженно замолчав: «Так ты вспоминал меня и Лили, наверное, тоже?» Проведя рукой по лицу, по привычке уже умудряясь не задевать очки, Джеймс внимательно вгляделся в лицо своего сына. Пусть это всего лишь сон, но ему казалось, что здесь все более чем просто достоверно. Может, это не до конца касалось окружающих декораций, но уж сам себе парнишка наверняка снился таким, какой он есть в реальной жизни. Поэтому Поттер старался уловить, кем стал его сын за это время, по его чертам лица и глазам, прямо смотреть в которые он все же старался избегать. Они напоминали ему и о собственной смерти, и о Лили одновременно. Сумела ли она спастись тогда вместе с Гарри? И если да, то что сейчас творится там, в мире живых? Как они живут без него? Сохатый надеялся, что сын ответит ему на эти вопросы. Сын. Сейчас он выглядел немногим младше своего «папаши». Мародер выдохнул, успокаиваясь и отходя от своего ошарашенного состояния, и окинул Гарри внимательным взглядом с ног до головы. На вид ему вполне можно было дать шестнадцать, и, кажется, он выглядел так же растрепанно, как и его отец некогда. Бывший гриффиндорец улыбнулся, коснувшись рукой своих волос, словно проверяя, так же они топорщатся, как у Гарри, или все же нет. По ощущениям выходило, что точно так же. Однако следующий прозвучавший неуверенно вопрос сына заставил улыбку на лице молодого человека померкнуть. - Тебе сейчас сколько? Пятнадцать, шестнадцать? Шестнадцать, - Джим прищурился, подсчитывая что-то в уме. – Мне было бы тридцать семь, если бы... – он запнулся и замолчал, мотнув головой. – Двадцать один. Джеймс почему-то виновато улыбнулся, но ненадолго. Заметив, как Гарри замер в сомнениях, он вытянул вперед руку, будто приглашая сына пожать ее и тем самым покончить с приветствиями. – Я не уверен, что я осязаем, но это же твой сон, - он говорил так легко, будто это было чем-то само собой разумеющимся. Поттер опять виновато улыбнулся. С того самого момента, как Гарри произнес свой первый вопрос, во всех жестах Сохатого сквозила какая-то необъяснимая вина. Однако он никак не выражал ее на словах. То ли боялся ответной реакции, то ли слишком ясно ощущал ее, эту самую непонятную вину, и понимал, что лучше будет промолчать, то ли еще что. Впрочем, Мародер искренне пытался не показывать этого, насколько это было в его силах. Ему не хотелось волновать сына, особенно если учитывать, что это его первая и, вероятно, последняя встреча с ним, уже взрослым. - Расскажи, как вы там. Пожалуйста. оос: second little crappy illustration
Harry Potter: Дышать всё ещё было сложно, как сквозь плёнку, которая не позволяет вдохнуть больше, чем положено. Короткие, неровные глотки воздуха – и слегка прищуренный взгляд, словно Гарри забыл о том, что очки всё ещё на нём. Каким образом его отец оказался здесь? И почему преследует ощущение, что это не просто сон-воспоминание или сон-мечта? Юноша не знал ответов и мысли в голове путались. Поразительно, как может меняться весь мир, когда ты чувствуешь нечто особенное, неповторимое. Ослепляющую радость, смешанную с грустью. Первая заставляла сердце колотиться и ещё быстрее разгонять кровь по жилам, вторая – медлить с приветствием. От взгляда не ускользнуло то, как Джеймс сделал шаг назад, посмотрев на сына. Причины этому Гарри найти не смог, но секундное движение словно ударило по нему и юноша напрягся. Однако последующие слова развеяли первое смущение. Я... Папа, посмотри на меня, пожалуйста. Ты так похож на свою фотокарточку с выпускного. Глупо сравнивать стоящего рядом со старыми колдографиями, но это были единственные вещи, так сильно напоминающие о родителях. Ещё оставалась мантия-невидимка и сквозное зеркало, но ни то, ни другое не заменит улыбок Лили и Джеймса. Пусть и всего лишь бумажных улыбок. Как будто бы он не умирал. Гарри пристально смотрел на отца, стараясь не мигать и впитывая каждую черту его лица. Если бы сейчас нужно было вызвать Патронус – получился бы самый сильный Защитник из всех. Самое счастливое воспоминание. Мелькнула шальная мысль – может, мама тоже здесь, на этой площадке? За деревьями или в том доме, она тоже улыбается. Потому что Джеймс – улыбался и это зрелище тоже казалось самым счастливым. От неоконченной фразы «если бы» юношу передёрнуло внутри. Видя перед собой живого отца, оказалось сложно отогнать ненужные опасения и столь же ненужные мечты. Это уже произошло, этого не исправишь – так говорит профессор Дамблдор. Прошлое никому не под силу изменить, даже самым могущественным волшебникам. Но ведь сейчас Сохатый здесь и не похож на призрака, чем подобное возможно объяснить? Уверенности в каком-то одном варианте у Поттера не существовало, зато было великое множество предположений, от самых невероятных до самых посредственных. - Шестнадцать. – Гарри кивнул. Если отцу двадцать один, это значит... Всё-таки смерть. На какой-то миг в юноше проснулась жгучая ненависть к тому, кто лишил его возможности видеть родителей каждый день, но почти сразу это притупилось неповторимостью момента. Затемнить его злостью на Волдеморта означало не оценить до конца представившийся случай. Сделав ещё один шаг вперёд, младший Поттер с немного скованной улыбкой пожал протянутую руку. В груди разливалось живительное тепло и скованность исчезала. Отец действительно осязаем, к нему можно прикоснуться, можно смотреть в его лицо и видеть неглубокие преждевременные морщины. Тёмные волосы были взъерошены и этот факт вызвал ещё одну улыбку. - Мы? – он удивлённо пожал плечами. А воскресив в памяти ту деталь, что отец погиб первым, неслышно вздохнул. – Мама... Она пожертвовала собой, чтобы защитить... - произнести целиком фразу о смерти Лили Гарри не смог. – Волдеморт попытался убить и меня, но не смог этого сделать. Пророчество. Пророчество сбывается. Слова давались даже слишком легко, тогда как раньше шестикурсник очень редко говорил подобное. Все и так знали основные детали смерти старших Поттеров, а рассказывать о потере близких никогда не приходилось, за исключением того дурацкого случая с Ритой Скитер. И тогда, и теперь Гарри ограничивался уже известными фактами. Было ясно, что тайны, порученные директором Хогвартса, не для всеобщей огласки. Из-за этого в том числе юноша порой ощущал свою изолированность ото всех. smth strange
James Potter: Кружит Земля, как в детстве карусель, А над Землей кружат Ветра Потерь, Ветра потерь, разлук, обид и зла, Им нет числа, им нет числа. Джим заметил, что Гарри явно чувствовал себя не в своей тарелке. По крайней мере, так можно было расценить его скованную улыбку со стороны. В принципе, его можно было понять – не каждый день тебе снится твой умерший отец. Да еще и не каждый сон предоставляет неповторимую возможность с этим отцом пообщаться. И даже более того, пожать руку. Поэтому Джеймс постарался как-то ободрить сына, примерно представляя себе, как тот должен себя чувствовать, и подмигнул ему. Наверное, это выглядело более чем просто забавно, но Поттера это совершенно не волновало. В конце концов, подмигивать – это так здорово! Особенно если ты не занимался этим – сколько там? Шестнадцать лет? Порядочное время. «Что произошло за эти шестнадцать лет? Наверняка, многое изменилось. Если не все. Как они живут и где? Как там Лили? Надеюсь, Сириус, Ремус и Питер помогают ей. Хоть как-нибудь. Впрочем, наверняка помогают, иначе я бы успел явиться Бродяге в страшном сне», - Сохатый чуть улыбнулся своим мыслям, заметил одновременную улыбку Гарри и улыбнулся еще шире – уже ему: «У вас все должно быть хорошо. Пожалуйста, скажи, что у вас все хорошо». К сожалению, призрачные во всех смыслах надежды Мародера не оправдались. Хотя, «к сожалению» - это неверное выражение. Куда достовернее прозвучит «к ужасу», потому что именно в ужас повергли бывшего гриффиндорца слова сына. Улыбка тут же сошла с его лица, взгляд стал пронзительным и безумно тоскливым, с таким явственным ужасом в темноте зрачков, что впору было содрогнуться. Размеренные мысли уступили место каким-то обрывочным фразам, образам и целым картинкам, мелькавшим в сознании молодого человека, подобно пурге в непогожий зимний день. Замерев, Джим смотрел в лицо Гарри, будто не видя его. Его жена, мать его ребенка, его Лили - она была убита. Цепочка мыслей рассыпалась во что-то бессвязное. Джеймс удивленно-рассеянно моргнул, словно только что обнаружил, что перед ним вообще-то стоит его сын, заглянул ему в глаза и вдруг весь словно сдулся. Они были зеленые. Горящий взгляд потух, Поттер ссутулился и поспешно отвел взгляд. Они были как у нее. Положил руку на плечо Гарри, сжал его, потом передумал и отпустил. Медленно выдохнул, прошел мимо сына, шаркая ногами, тяжело опустился на качели и, закрыв лицо руками, вновь замер. Получается, все было зря? И он умер зря? Он же велел ей бежать, так почему она осталась? Почему она сделала это? Почему не ушла? Почему Волдеморт убил ее? Почему у него не получилось убить Гарри? Почему? И кто виноват? И виноват ли вообще кто-то? Если Лили тоже умерла, как их сын жил все это время? Кто помогал ему? Ему вообще хоть кто-нибудь помогал? Сохатый резко поднял голову и нашел взглядом Гарри. - И как же ты?.. Без?.. – договаривать фразы до конца было слишком сложно. – Кто-нибудь?.. Рем?.. Питер?.. Сириус?.. – Мародер замолчал, снял очки и потер глаза. Посидев так пару секунд, держа руку у глаз, вздохнул и надел очки обратно, вновь посмотрев на сына. – Если бы только... Он же твой крестный. Он должен был помочь. Голос его не слушался, поэтому бывший гриффиндорец говорил тихо, делая порой слишком долгие паузы между словами, словно бы ему было физически трудно воспроизводить какие-либо звуки, не говоря уж о человеческой речи. То чувство вины, которое он ощущал до этого, теперь усилилось в два, а то и три раза. Оно душило, накрывало с головой и не давало нормально дышать. Пока молодой человек считал, что Лили жива, переносить все это было проще, но теперь – теперь он чувствовал себя безмерно виноватым перед сыном. Он не имел права умирать. В этом была его вина. Он умер, он оставил его одного – одного, потому что Лили тоже уже давно мертва. И Гарри был совсем один все это время. Некому было ответить ему на все детские «почему», некому было рассказать ему сказку на ночь, некому было давать ему волшебную палочку для игр. Никто не катал его на своих плечах, никто не давал ему отцовских наставлений, никто не слал ему писем в Хогвартс. А все потому что он – Джеймс Поттер – был самым худшим отцом на свете. Мертвым отцом. оос: little Harry
Harry Potter: Несколько секунд могут изменить очень многое. Гарри успел сильно пожалеть о сказанном, ощущая стремительный переход от радости встречи к едва ли не физической боли от того, что улыбка мужчины погасла. Укоряя себя за необдуманную прямоту, юноша поёжился, хотя воздух вкруг не стал холоднее. Неужели первое, что он сообщил Джеймсу, была весть о смерти матери? Гарри всегда так много хотел сказать своим родителям, но когда этот случай представился, он сам всё испортил. Сейчас придётся продолжить этот разговор, потому что тот уже начат, и не стискивать зубы от пустого бессилия. Гриффиндорское прямодушие проявило себя в неподходящий момент и сожалеть уже поздно. Когда Гарри был ребёнком, он часто думал о том, что однажды появится отец и заберёт его отсюда – подальше от пыльного чулана и брезгливости на лицах дяди и тёти. Но чудо не происходило и со временем мальчик перестал тешить себя пустыми иллюзиями. Он окончательно поверил в то, что его мать и отец мертвы, а единственные оставшиеся родственники – те, у которых он живёт. Cпустя несколько лет новость о том, что у него есть крёстный, возродила все прежние стремления. Сириус предложил жить вместе и это представлялось чем-то необыкновенным, особенным, самым лучшим. Однако даже с Сириусом они не успели ничего обсудить, на это не хватало времени. А в конце прошлого года надежда на то, что когда-нибудь Гарри уедет от Дурслей и будет жить с крёстным, разбилась минутами позже шара с пророчеством. Детские мечты снова взыграли с невиданной силой и чувствуя руку отца на своём плече, Поттер не удержался от короткого вздоха. Он бы отдал всё на свете, лишь бы родители остались живы. Лишь бы отец снова подмигнул ему и улыбнулся. Лишь бы самому юноше не пришлось продолжать тяжёлые объяснения. В глазах предательски защипало и Гарри быстро моргнул. - Ремуса я узнал только на третьем курсе – он преподавал у нас Защиту от Тёмных Сил. Но в конце года его тайна раскрылась и ему пришлось покинуть Хогвартс. У нас каждый год новый профессор по этому предмету. – улыбка получилась натянутой. – Сириус... – парень невольно опустил глаза. Ночные кошмары о тех событиях в Отделе Тайн всё ещё преследовали его. – Это долгая история. Хранителем вашей тайны – местоположения дома – стал Питер, который... оказался предателем. Но он инсценировал свою смерть и в предательстве обвинили Сириуса. – шестикурсник подошёл к качелям и дотронулся рукой до плеча Сохатого. Зелёные глаза сверкнули за стёклами очков. – Сириуса приговорили к заключению в Азкабане. Он находился там тринадцать лет. В этот момент особенно ясно пришло осознание того, что пережил друг его отца. Каждый день, каждую минуту ощущать могильное дыхание дементоров за спиной и знать, что тебя подставили, а ещё знать, что доказать свою невиновность – невозможно. Эти твари высасывали из него жизнь, но он всё-таки смог найти выход. На мальчика нахлынула странная и неуместная гордость. – Потом он смог сбежать и в конце третьего курса я узнал правду о нём. Мы встретились с ним, он мне рассказал... Профессор Люпин тоже там был, мы с друзьями почти поймали Петтигрю, который тринадцать лет скрывался в обличье крысы моего друга, Рона. Но Петтигрю во второй раз сбежал. Перед внутренним взором юноши вновь вставали картины прошлого: вот он помогает Сириусу бежать из Хогвартса и крёстный говорит, что Гарри похож на своего отца. Вот ещё одно письмо от Бродяги, внутри так тепло от мысли, что кто-то за пределами школы тебя любит и о тебе заботится. Вот бледный силуэт Сириуса, исчезающий за ширмой, смех Беллатрисы, а в ушах стоит собственный крик, отражённый эхом от мраморных стен. - Сириус замечательный, но... – Гарри запнулся. Говорить о смерти – снова. Он уже совершил ошибку и повторяет её? Только ложь ещё хуже. – Сириус погиб полгода назад. Его убила Беллатриса Лестрейндж. Поэтому когда-нибудь я убью её. – юноша отвёл взгляд в сторону и на несколько секунд воцарилась тишина. Если минуты назад сердце гулко билось от переполнявшей радости, то сейчас оно замедлило свой бег и колотилось о грудную клетку с глухим стуком. Шестнадцатилетний волшебник замер, а потом вдруг сжал плечо отца. - Я... Я люблю тебя. Люблю вас с мамой. – пожалуй, это могло бы прозвучать странно после подобной речи, но Гарри не думал о том, как его воспримут. Это было так просто – не думать.
James Potter: Джим, как обычно, старался не терять надежды. Если он умер сам, если умерла Лили, но Гарри остался жив, значит, его друзья должны были помочь ему. С ними-то ничего не могло случиться? Они обязаны были остаться живыми. Ему вдруг вспомнились все те детские клятвы, что они давали, учась в школе. Клятвы о дружбе, о верности, о том, что, во что бы то ни стало, они вчетвером будут вместе – даже если их будут разделять десятки километров. Разрушиться могло что угодно, но их дружба – никогда. Джеймс всегда так думал, до самой последней секунды своей жизни. Получается, ошибался? Все, что рассказывал Гарри, Поттер слушал внимательно, не отрывая взгляда от сына. Слова о Реме заставили его чуть улыбнуться, почему-то Сохатому было сложно представить друга в роли профессора. Если в Хогвартсе были такие же обормоты, какими некогда были они сами, вряд ли у Ремуса с его спокойным характером вышло бы удерживать дисциплину в рядах учеников. Мародер насторожился, когда Гарри сделал паузу после имени Сириуса. Когда люди опускают глаза, о хороших новостях можно сразу забыть. Все, что сын излагал дальше, показалось бывшему гриффиндорцу какой-то несусветной чушью. Питер? Скромняга Пит – предатель? Упаси Мерлин. А уж инсценировка своей смерти – это точно не про Петтигрю. У него бы духу не хватило. Да и вся дальнейшая история казалась вымыслом больной фантазии какого-нибудь писаки, однако веселья молодому человеку это не прибавляло. Признать все это за правду он не мог. - Плохая шутка, Гарри, - серьезно произнес Джим. – Я не думаю, что ты мне врешь, но поверить в это я не могу. Джеймс горько усмехнулся, отведя взгляд от Гарри. Понимать и верить – разные вещи. Он понимал, но не верил. Как Хвостик мог предать? Кто мог подумать, что Сириус предал его? Как такое возможно? Поттер покачал головой и, ощутив, как сын сжал его плечо, поднял на того взгляд. Он не знал, что тот сейчас скажет, но заранее предполагал, что все самое страшное уже услышал, а потому опасаться больше нечего. Ему было не по себе от услышанного, но Сохатый старался не показывать этого, чтобы не портить этот сон. В конце концов, разве для этого он здесь? - Мы тоже тебя любим, - без раздумий ответил Мародер, поднимаясь с качелей. – Что это у тебя тут? – он указал на футболку сына, после чего легко дал пальцами тому по подбородку. - Саечка за испуг, - и постарался улыбнуться как можно более весело. – Я предлагаю оставить эту тему. Полагаю, твое сознание, подсознание - или что там отвечает за сны? – не для того организовало нам встречу, чтобы обсуждать такие темы. В конце концов, это все в прошлом, - бывший гриффиндорец развел руками, давя в себе желание задать еще пару вопросов сыну, чтобы до конца разобраться в том, что творилось с его друзьями после их с Лили смерти. – И от того, что я сейчас здесь узнаю, ничего не поменяется. Мы... мы знали, на что шли. Пан или пропал, - молодой человек усмехнулся. – Если пропал, значит, пропал. Лучше расскажи мне, как ты там. Или, если хочешь, можешь спросить меня о чем угодно. Ну, кроме курса сикля – сразу говорю, что я не знаю. Я и раньше-то не всегда знал, а теперь и подавно, - он бодрился, стараясь казаться таким же беспечным и радостным, как и сначала, и постепенно ему это даже удавалось. У него будет еще целая вечность, чтобы подумать об услышанном, а сейчас лучше пообщаться с сыном. – Кстати, вряд ли ты об этом знаешь, но вон там, - Джим указал куда-то направо, - всегда стояла скамейка. А вон там, - теперь его палец указывал левее по диагонали от них, - была красивая аллея. Кленовая, кажется. Туда всегда все мамочки стекались с колясками, ты бы видел это зрелище. Куда ни глянь – везде они. Я иногда, когда Лили отправляла меня гулять с тобой одного, чувствовал себя, будто в другом мире. Ходишь так среди них и думаешь: «Мерлин великий, демографический взрыв в стране какой-то, даже стыдно всего лишь с одним ребенком на люди показываться». Они ж там все – кто с двумя, с младенцем и с, например, четырехлетним малышом, кто вообще с тремя, - Джеймс глянул на Гарри, сделав страшные глаза. – Кошмар. Я прошел суровую школу молодого отца. Поттер улыбнулся с какой-то светлой грустью в глазах, как улыбаются люди, на которых находит ностальгия. В самом деле, несмотря ни на что, вспомнить всякие такие мелочи было приятно. Не то чтобы это возвращало его к жизни, но дарило ощущение того, что его путь в этом мире был отнюдь не лишен, помимо простой обыденности, еще и каких-то порой совершенно абсурдных и сумасшедших эмоций и чувств. Сохатый говорил легко, отстранившись от тяжелых мыслей, полностью сконцентрировавшись на том, чтобы сделать сон сына как можно более светлым. Ему не хотелось, чтобы у Гарри по пробуждению остались какие-либо тяжелые мысли. ooc: little Harry -coloured
Harry Potter: Гарри говорил и не мог остановиться, словно внутренний барьер между тем, что думаешь и тем, что позволяешь себе сказать, внезапно разрушился. Возможно, он и хотел прекратить поток слов, но губы двигались вопреки разуму. Наверное, юноша слишком долго молчал. И хотя рассказывая Джеймсу о своей жизни, он испытывал что-то вроде лёгкого смущения, эти минуты отличались особенным смыслом. Ни Дамблдор, ни даже Сириус никогда не могли заменить отца, а Гарри впервые описывает свою жизнь именно ему. Этот факт ничего не изменит в будущем и ничего не исправит в прошлом, но сделает настоящее немного счастливее. Было незачем так долго вспоминать всё то, что произошло за эти шестнадцать лет: гриффиндорец и так чувствовал вину, глядя на перемену в лице старшего Поттера. Но всё же, после того, как была завершена последняя фраза, где-то внутри стало немного легче. Сам на то не рассчитывая, шестикурсник разделил груз случившегося с тем, с кем хотел поговорить всю сознательную жизнь. «И не верь» – рвались слова на прозвучавший комментарий, однако юноша ограничился полукивком, полувзмахом головы. Окончательно забыть ничего не получится, вот только оживлять сейчас картины прошлого – не выход. Они и так встают перед глазами, чтобы ещё вызывать их специально. Лучше сделать пребывание в этом видении приятным для обоих молодых людей. Эти минуты, пока есть возможность слушать сидящего на качелях – бесценны и наверняка никогда не повторятся. Гриффиндорец усмехнулся, получив щелчок по подбородку и согласно кивнул в ответ на предложение. В сущности, Джеймс прав. Накатившие эмоции постепенно отступали, сменяясь тягучим ощущением нереальности происходящего. Это ведь и было нереально – сон, как заметил отец. Однако от того, что всё происходило у него в голове, окружающая местность не начинала таять и растворяться. Осознание того, что у них ещё есть время, вселяло чуть больше уверенности. - Курс сикля... А кстати, какой он? – Гарри рассмеялся, глядя на отца, уже тише продолжая. – Что до прошлого, то всё было не напрасно. – серьёзная уверенность и... ложь во благо, так говорят? Хоть он никому не признавался в этом, изменить прошлое хотелось слишком часто, чтобы забыть об этом в одну секунду. – Я рад, что вижу тебя здесь. – юноша искренне улыбнулся; периоды, когда он мог говорить и когда хотелось просто слушать, чередовались друг с другом с фантастической скоростью. Слушая чужие воспоминания, гриффиндорец невольно начал улыбаться ещё шире. Оказывается, его мать изредка отправляла своего мужа гулять с сыном в одиночку. Юноша попытался представить Джеймса, такого, какого он видит перед собой, с коляской и посреди кучи детей. Судя по тому, что Гарри знал о Гордости Гриффиндора и школы, образ явно не вязался с тем, что представлялось. На последнем предложениии он не выдержал и засмеялся. Воображение подсунуло картинку того, как Мародёр торопливо проходит мимо каждой заботливой матери, которая неприветливо провожает взглядом молодого отца, потому что тот, наверное, неправильно везёт коляску. - Мне кажется, после такого зрелища ты точно старался переложить эти обязанности на маму. Всё-таки, при виде отца с ребёнком, люди или восхищаются его мужеством или начинают забрасывать советами. – взгляд вернулся с того места, на которое указывал отец, к качелям. Так много мыслей и так странно медлишь, не зная, что спросить. – Вы с мамой поженились сразу после школы? Наверное, Сириус часто бывал в гостях? И Ремус? А каким был наш дом? – наконец, юноша остановил груду вопросов, понимая, что спрашивает что-то не то, что-то не столь важное и существенное. Но кто определяет важность? Гарри пожал плечами и прислонился спиной к железной опоре качелей. – Странные какие-то вопросы. Кажется, это первое, о чём я подумал после твоих слов. – последовала медленная улыбка и очередной неловкий вопрос. – Ты помнишь, на каком курсе ты попал в сборную Гриффиндора?
James Potter: Сон. Забавно даже. Для Джима все было реальнее любой реальности. Может, он просто отвык от настоящей жизни – там, за пределами образов, воскрешаемых человеческим сознанием по ночам. Или ему хотелось думать, что происходящее гораздо ближе к реальности, чем это было на самом деле. Почти правда. Жаль, что в какой-то миг сыну придется проснуться, а ему – кануть обратно в никуда. Второй раз попасть туда - должно быть не так страшно, не правда ли? Джеймс взглянул на Гарри, усмехнулся и взъерошил волосы, отведя взгляд куда-то в сторону. «Но ты был бы рад гораздо больше, если бы увидел меня там, в настоящей жизни, не так ли? Прости, сын, прости». Он рассказывал о скамейках и аллеях, словно бы репетировал эту речь заранее, а сам думал совершенно о другом. О том, что бы ему сейчас сделать такого, чтобы с лихвой возместить эти шестнадцать лет своего отсутствия в жизни младшего Поттера. Будет ли достаточно простого разговора? Жаль, все, что бы он ему ни дал сейчас, останется в пределах сна. Хотя, в общем-то, у старшего Поттера и так не было ничего, что можно было бы подарить сыну. Остаются только слова. Воспоминания, ушедшие вместе с теми, кто был их участниками. Воспоминания, которые никогда не смогут заменить настоящего присутствия. Нужны ли они его сыну? - Не старался, Гарри, поверь мне, - доверительным тоном сообщил Сохатый в ответ. – Пойдем, прогуляемся. Ты был здесь когда-нибудь? Нет? Тогда я могу описывать, а ты просто представляй себе. По крайней мере, как-то так это все и должно быть во сне. Кленовую аллею, помнишь, описывал? Давай, напряги воображение, - Мародер засмеялся, похлопав Гарри по плечу, и неспешно пошел вперед. – Советами меня и без прогулок забрасывали. Ну, сам понимаешь – двадцатилетний папаша, «боевых заклятий еще не видал», все такое. То есть, конечно, мы с Лили и без боевых заклинаний обходились, но тогда время такое было, других фразочек от окружающих можно было не ждать. Бывший гриффиндорец прервался, восстанавливая в памяти вопросы, которые успел ему задать сын, а потом кивнул сам себе. – Все твои вопросы я помню, если что. Так вот. Драклы, вопросы вспомнил, а о чем говорил – забыл, - он замолчал опять, всего на пару секунд. - А! Советов было море и маленький тазик. Ото всех. Разве что Дамблдор мне насчет тебя и Лили ничего не советовал, но и то, я думаю, только потому что у него своих дел было полно. Он иногда так многозначительно смотрел на меня, знаешь, таким взглядом... Сразу все шалости наши вспоминались, с твоим крестным и ребятами, даже неуютно как-то становилось. Но советов не давал, и на том спасибо. Молодой человек усмехнулся. На самом деле, он чуточку недоговаривал. Дамблдор в самом деле не давал ему советов касательно семьи: как все устроить, как стоит воспитывать малыша и так далее по списку. Директор давал советы, как обезопасить семью в общем и Гарри в частности. Хотя, расценивать его слова как просто советы было крайне сложно. Уже хотя бы потому, что от них в самом деле зависели жизни дорогих Джиму людей. Почему же он так жестоко ошибся? - Если я забуду про какой-нибудь вопрос – напомни мне, хорошо? – Джеймс посмотрел на сына и улыбнулся. – Наша с твоей мамой свадьба, мм, нет, она была не «сразу после школы» в прямом смысле этих слов. Это же не мероприятие на пять секунд, пусть мы и обошлись без шумихи на весь магический Лондон, ну, насколько это было возможно, - Поттер насмешливо улыбнулся. – Что было очень сложно. Но в общем-то, да, почти сразу после выпуска. В начале осени, где-то так. О, ты бы видел твою маму в подвенечном платье... Я бы всех к драклам продал за нее, душу заложил бы, честное слово, такая она была волшебная, - в голосе Сохатого звучало искреннее восхищение, даже спустя столько лет. На миг лицо Мародера преобразилось, черты сгладились, и появилось какое-то идиотски-влюбленное выражение, но потом момент прошел. Бывший гриффиндорец, словно смутившись, замолчал на пару секунд. – Прости, я отвлекся. О чем ты еще спрашивал? О доме? Наш дом достался нам от моих родителей. Дом Эвансов отобрала эта чокнутая сестричка Лилс, Мерлин, до сих пор не понимаю, как у нее хватило силы воли просто уйти оттуда? – молодой человек покачал головой. – Наш дом, в сущности, обычный такой. Не знаю, что тебе про него рассказать. Два этажа, подвал еще был, но мы туда, по-моему, никогда не заглядывали. Я как-то раз спускался, но там было пыльно до жути, банки-склянки какие-то, хлам старый и все такое прочее, ничего интересного. Мне было лень все это разбирать, там всякие старые вещи были, еще от родителей оставшиеся... - Джим замолчал и покачал головой. – На самом деле, просто не хотелось вспоминать о них. Я имею в виду, тогда это были бы совсем свежие воспоминания. Поэтому в подвал мы не ходили. Пустить туда Лили я не мог, а домовиков у нас не было, чтобы его разобрать и сделать пригодным для посещений. Она - твоя мама - разогнала всех наших домовиков, никого не оставила, говорила, что сама со всем справится. Пожалуй, даже если она не справлялась, то заставить ее признаться в этом было невозможно. Такая у тебя мама, Гарри, - Джеймс глянул на сына. Слово «была» он не произнес. Не хотел. – Поэтому все в доме приходилось делать нам самим. Даже такие утомительные занятия, вроде помывки полов и всего такого. Тогда я очень радовался, что над нами нет какого-нибудь Филча, и можно применять магию направо и налево, потому что палочка, хвала Мерлину, всегда с собой. Поттер усмехнулся, не став упоминать те причины, по которым палочка была всегда с собой даже дома, не то что на улице. Война. Надо будет – сын сам догадается, а произносить это страшное слово вслух лишний раз не хотелось. - Иногда мы собирались в нашей гостиной вчетвером, как в старые добрые времена: я, Сириус, Ремус и Питер. Пили сливочное пиво, смеялись, вспоминали Хогвартс, дурачились... Пока Лили не разгоняла наши посиделки. В гостях они правда бывали, мм, пожалуй, чаще всего твой крестный – этот паршивец нагло объедал нас в самые неожиданные моменты. Возвращаешься так домой вечером, а там он. Жует твой ужин, - Сохатый фыркнул, но, не удержавшись, засмеялся. – И глаза невинные-невинные. Блэк, что с него взять. Питер наоборот бывал у нас реже всего. У Ремуса постоянно были свои проблемы, его приходилось по большей части специально вытаскивать. Муни обычно сначала возмущался, что мы с Сириусом мешаем ему, потом утихал и начинал потихоньку веселиться... Эээ, Муни – это Ремус. Ты знал, не знал? В общем, теперь знаешь, - Сохатый весело глянул на Гарри. – Школьная кличка. Как давно все это было? Школьные клички, съеденный лучшим другом ужин, посиделки за сливочным пивом? Удивительно, с какой легкостью все это сейчас всплывало в его памяти. Словно бы только и ждало момента, когда Мародер начнет делиться очередным воспоминанием с сыном. Кажется, шестнадцать лет вынужденного молчания где-то сделали его слишком общительным. Не надоесть бы Гарри. - Мм, что ты еще спрашивал? О факультетской сборной, верно? – бывший гриффиндорец дождался ответа сына, и тогда уже продолжил. – На втором. Я принесся на отборочную тренировку первее всех, опередив даже капитана, по-моему. Это была моя мечта с детства – играть в квиддич. Профессионально, конечно, но начинать надо было со школьной сборной, ведь тогда можно будет представить список своих квиддичных достижений, если сунешься в большой спорт. У меня были большие планы. Хотя в команду меня взяли, по-моему, за самоуверенность. Я просто пришел к ним такой серьезно настроенный, двенадцатилетний обормот, и заявил, что, мол, как хотите, но я буду играть в команде. Либо соплохвост вам, а не кубок. Старшекурсники посмеялись, конечно, но потом капитан решил взять меня в команду. Я из кожи вон лез, чтобы оправдать те свои слова про кубок, - молодой человек внимательно посмотрел на Гарри. – Прости, я тебе еще не надоел со своими воспоминаниями? Ты сам-то в команде, а, сын? Ему нравилось это слово. «Сын». Как-то так особенно гордо звучит. Хотелось добавлять его к месту и не к месту, но Джим удерживался, как мог. Получалось даже вполне неплохо, по крайней мере, тогда, когда он обращался так к Гарри, это было вполне к месту. Только от гордой улыбки при произнесении не менее гордого «сын» Джеймс удерживаться был не в состоянии. О, у него был повод гордиться сыном. Даже если он толком ни черта о нем не знает.
Harry Potter: И воображение не подвело, окружающая местность начала незримо меняться. Справа, невдалеке, появилась широкая скамейка, словно вырастая из воздуха. Воздух снова потеплел, а деревья зашелестели по-новому и взглянув наверх, Гарри обнаружил, что это клёны. Отец с сыном шли как раз по той аллее, о которой рассказал Джеймс, и хотя на дороге периодически мелькали абстрактные фигуры мужчин и женщин – преимущественно женщин с детьми – эти люди ничем не выделялись из общей массы. Они не были похожи на призраков, но были куда менее реальны, чем идущий рядом мужчина со взъерошенными волосами. Сон заиграл новыми красками, появлялись мелкие детали: слева – песочница с ребятами, которые пытаются вчетвером залезть на одну игрушечную метлу, чуть дальше – девочка лет семи ловит искры из родительской волшебной палочки. Молодой отец возит черноволосого сына на плечах и оба заливаются смехом. От последней картины Гарри быстро отвернулся, понадеявшись, что его торопливого жеста не заметили – образ слегка потускнел и отошёл назад, уступая место новым. Забавно, но слышать, как Джеймс произносит его имя, было удивительно приятно. Юноша снова улыбнулся той лёгкости, с которой отец разговаривал с ним. Драклы... Из горла вырвался смешок. Неужели в те времена учитель по Уходу за Магическими Существами тоже заставлял их выращивать этих созданий? В таком случае, гриффиндорец как никто мог понять своего родителя. И посочувствовать. В следующие минуты он с затаённым восторгом внимал рассказу. Он знал этот взгляд Дамблдора, именно таким директор награждал его почти все шесть лет. Сначала подобное внимание казалось странным и под пристальным наблюдением мальчик чувствовал себя неуютно. Позже загадочная улыбка волшебника стала чем-то необходимым, неизменным. Время от времени Гарри ловил себя на мысли, что никогда не задумывался, сколько профессору лет и как долго он пробудет на своём посту. Потому что будет всегда? Стоило отцу упомянуть о шалостях, как гриффиндорец припомнил тот момент, когда невольно залез в омут памяти Снейпа. По лицу пробежала тень, однако она быстро исчезла. - Конечно. – Гарри мог задать ещё столько же вопросов, но с радостью напомнил бы те, которые уже озвучил. Слушать о своей маме юноша был готов часами, даром, что он почти ничего не знал о ней и о своём отце. Многие говорили про внешнюю схожесть с Джеймсом, добавляя, что глаза у Гарри – от Лили, только этого было слишком мало. Наверное, окружающие считали, что своими рассказами доставят несколько неприятных минут «Избранному», но больше всего остального Гарри хотел знать, какими были его родители, чем занимались, какие писали письма, с кем поддерживали отношения. Всё, что хоть как-то касалось его семьи, интересовало юношу, поэтому сейчас он с радостью восполнял пробелы незнания. - Волшебная... – тихо повторил Поттер, с улыбкой посмотрев на отца. Они были счастливы вместе. Так рассказывать может только человек, безумно любящий свою жену. Глаза юноши сияли. – Это так здорово. Упоминание о тёте заставило Гарри нахмуриться. Как сёстры могут быть настолько разными... Ведь Лили очень отличалась от Петуньи, в этом парень был уверен. Откуда же пошла такая ненависть к магии? Внимание привлекли слова о старых вещах в подвале и воспоминаниях, связанных с ними. Речь шла о родителях Джеймса, но Гарри не знал даже их имён, а прерывать отца ему не хотелось. Распустить всех домовиков и делать всё самой – наверное, в этом была вся его мать. Упорная, самостоятельная, своим независимым характером привлёкшая одного из мародёров. Несмотря на то, что некоторые вещи никак не могли вызывать улыбку, Гарри всё же улыбался. Улыбался, невзирая на колющую боль от слов про Сириуса, про постоянное ношение с собой волшебных палочек, про домашние посиделки в кругу своей семьи, которых у него никогда не было. Семейство Уизли всегда тепло принимало его, однако это не изменит факт отсутствия своего дома. Хотя, конечно, дом был, но после смерти крёстного у юноши не было желания возвращаться на площадь Гриммо. - Господа Муни, Бродяга, Сохатый и Хвост. – в таинственным видом произнёс Гарри, вспоминая надпись на карте и то, сколько раз она помогала избежать наказания у Филча. - Квиддич. И то, как быстро ты попал в команду. Курсе на третьем? – почему-то присутствовала твёрдая уверенность, что это были точно не последние годы учёбы его отца. Догадки почти подтвердились, что вызвало очередную улыбку. Гарри всегда радовался победам, но похвалы окружающих значили для него меньше, чем сказанная когда-то давно фраза «ты летаешь так же хорошо, как твой отец». Последующие слова повергли гриффиндорца в замешательство. - Нет, нет. – он покачал головой. – Эти воспоминания, они очень дороги мне. Я мало знаю про вашу жизнь, а сейчас это особенно важно. Ты так ярко описываешь всё, что это встаёт перед глазами. Спасибо. – губы вновь тронула улыбка. Если бы юноша принялся перечислять, как благодарен за эти отголоски прошлого, его отцу точно надоест слушать. – Да, в команде. Это получилось неожиданно, в Хогвартсе есть один... В общем, его зовут Драко Малфой и учится он на Слизерине. Мы с ним не поладили с самого знакомства и на первом же уроке Полётов в отсутствие профессора он отнял у другого мальчика напоминалку, взмыл вверх на метле, начал пороть всякую чепуху. – Гарри хмыкнул. Каким был Малфой идиотом, таким и остался. – Некоторое время мы летали друг за другом, потом он бросил этот стеклянный шарик в сторону, а я его поймал. Как оказалось, весь этот процесс видела МакГонагаллл, она познакомила меня с капитаном команды. Так я и стал ловцом. – закончил свой нехитрый рассказ Гарри. – Лучше бы я только им и оставался, потому что быть капитаном – неблагодарное занятие. Чего стоят знаменательные отборочные в команду Гриффиндора в этом году. Кажется, там собралось пол-школы и огромных трудов стоило разогнать с поля представителей других факультетов. У нас была отличная команда, да и сейчас тоже. – шестикурсник не заметил, как всё больше увлекался тем, что говорил. Делиться с отцом воспоминаниями было проще, чем можно предположить. – Кстати, спасибо вам с друзьями за карту Мародёров. Она бессчётное количество раз выручала меня и, думаю, столько же ещё выручит. И плащ-невидимка. – Гарри хотел было спросить, что известно об этом плаще, но не стал напоминать Джеймсу о его родителях. Через какое-то время он снова заговорил. – А какой у тебя Патронус? И, наверное, есть самое счастливое воспоминание? – Гарри сбился, в эти секунды превращаясь в подростка, которому не хочется надоедать своими вопросами. – Ну, если ты не против рассказать об этом.
James Potter: Сон стал меняться, словно по мановению волшебной палочки, пусть нынче ни у кого из них двоих ее и не было. Зашелестели листьями клены, загородив небо над головой, появились скамейки и тени людей вокруг – этих забавных мамаш с колясками в представлении Гарри. Джиму было несколько смешно наблюдать всю эту картинку, в голову сразу просились всякие мелкие воспоминания, наверняка не самые интересные и вполне обычные, какие есть у всех людей, поэтому сыну он о них не упомянул. Да ему и так было, что рассказать, и Джеймс мог рассказывать очень и очень долго – все-таки, его жизнь была далеко как не самой скучной штукой на свете. Конечно, в большей степени по его собственной вине, но кого это теперь волнует? Он замечал реакции Гарри, но старался не прерываться, чтобы повествование шло ровно и последовательно, насколько это возможно в его случае. А тот радовался, будто ребенок, и явно ловил каждое слово, в то время как старший Поттер ловил себя на мысли, что ему становится очень тепло, когда сын вдруг улыбался каким-то его словам. Жаль, правда жаль, что он никогда не видел такой живой и осмысленной улыбки на лице Гарри до этого. Все-таки как-то это поднимало настроение ему самому, так что все беды мира, и так, в общем-то, его уже не касающиеся, забывались совсем. Оставались только слова и память, которыми он готов был делиться так долго, сколько будет длиться этот сон, иногда делая перерывы, чтобы послушать сына. А сын, между тем, рассказывал забавные вещи. Забавные преимущественно потому, что это все чем-то напоминало Сохатому его самого: тоже гриффиндорец, тоже явно не в ладах с кем-то из слизеринцев, тоже играет в квиддич, тоже капитан команды – не сложно проследить аналогию, не так ли? Интересно, есть ли еще совпадения? Мародер задумчиво улыбнулся, а потом вдруг подумал совершенно о другом и удивленно посмотрел на сына. - То есть как это на первом уроке полетов? Неужели они совсем обалдели, и у вас теперь полеты только со второго курса? – нет, он явно чего-то не так понял или не так услышал. Впрочем, не это главное. – А ты везунчик, Гарри. Меня, например, МакГонаггал заставила бы драить котлы или перебирать карточки с провинностями вместе с Филчем, без выяснений, кто прав, а кто виноват, - бывший гриффиндорец умолчал о том, что с самого первого дня в школе виноват в основном бывал он. – Так что я горжусь тобой - тебе, кажется, удалось очаровать эту страшную женщину. А капитанство, поверь, не такая уж и страшная штука, как тебе кажется. А неблагодарная она, только если ты хочешь считать ее такой. Игроки – они только наполовину игроки, а на вторую половину – люди. Пока ты видишь в них только игроков или только людей, ничего путного не выйдет, - молодой человек кривовато усмехнулся. – Поверь мне на слово. Дальнейшие слова Гарри повергли Джима в некий ступор, смешанный с какой-то непонятной радостью. С одной стороны, ему бы очень хотелось узнать, каким образом карта и мантия-невидимка оказались у его сына. По крайней мере, он вроде бы ничего ему не завещал – просто не успел, - а карту так и вовсе у них отобрали на последнем курсе. Правда, Филч не знал, что это карта, но это положения дел не меняло. С другой стороны, все эти вещи в результате нашли того, кому Джеймс очень хотел бы их оставить, будь у него в свое время такая возможность. Можно сказать, что вселенский баланс восстановился. - За карту и мантию-невидимку? – Поттер хитро посмотрел на Гарри. – А скажи-ка мне, сын, зачем ты их используешь? Конечно, в вопросе был подвох. Но Сохатый был определенно не из числа тех родителей, которые стали бы ругать свое чадо, твори он всякие шалости на просторах школы. Скорее, Мародер бы даже обрадовался, просто потому что ничто – ни возраст, ни смерть, ни сын, которого следовало бы воспитывать, – не могло помешать ему оставаться все таким же несносным балбесом, у которого всегда найдется, чем удивить окружающих. А приятно или нет – это уж кому как повезет. - Есть, все есть. Патронус – олень, ну, знаешь, я вроде как олень по жизни. Даром, что в семейной жизни не рогатый, - бывший гриффиндорец засмеялся. – А воспоминаний даже несколько было. Ну, то есть, они менялись. Когда был помладше – были всякие глупые, вроде запуска воздушного змея, которого я отвоевал у местных маггловских мальчишек. Не знаю, почему-то это было так здорово, запускать эту штуку в воздух и смотреть, как она парит без всяких заклинаний. Правда, в то время я, кажется, о патронусе не очень-то задумывался. Незачем особо было. Потом были выигранные матчи, особенно такие, которые длились подолгу и уже порядочно выматывали. И важные в то же время, так что халтурить нельзя было, особенно под конец. Знаешь, как было здорово держать кубок школы по квиддичу вместе с остальными игроками нашей команды, и понимать, что сумел обойти противников, даже несмотря на то, что все было против тебя. В тот день еще была поганая погода, я думал, меня смоет с метлы к драклам, - молодой человек усмехнулся. – А когда стал постарше, то использовал для патронуса воспоминание о свадьбе. Он тогда с полпинка получался, гораздо ярче и сильнее предыдущих. Когда ты родился – еще и это воспоминание всегда срабатывало. Правда, я тогда чувствовал себя таким исключительно счастливым идиотом, что меня никаким дементором пронять нельзя было. У меня на лбу крупными буквами было написано: «Отвалите, злодеи, я счастливый новоиспеченный папаша!» - он фыркнул и улыбнулся, посмотрев на Гарри. – Ты-то патронус умеешь вызывать? И еще, уважь мое праздное любопытство: у вас на курсе, случаем, не учится каких-нибудь рыжих девушек? Нет, ну если уж проводить аналогию, то до победного конца.
Harry Potter: Вы знаете, как здорово слышать такие простые слова «Я горжусь тобой»? В совокупности с обращениями «сын» это вызывало приливы радости и почти не сходящую улыбку. Гарри смотрел на отца, как тот ходит, говорит, изредка поправляет оправу для очков, отвечает на взгляды... Советует. Никогда бы юноша не подумал, что чьи-то советы будут ему столь ценны уже своим наличием. Дорого бы он отдал, чтобы этот сон не кончался. - Уметь совмещать каждого игрока с человеком – вот, что должен капитан... И строить стратегии поединка. – Поттер кивнул, а потом рассмеялся, вспомнив Вуда. – Этими стратегиями бывший капитан команды навлекал на себя всеобщее недовольство. Каждая тренировка начиналась с обширного вводного курса о том, где должен находиться каждый игрок и какие комбинации мы можем использовать. И, кстати, первый урок полётов был на первом курсе, почему ты... – через секунду Гарри понял удивление отца. – Вступать в команду можно только со второго курса, но это была необходимость... Простое исключение. Гриффиндорец слегка пожал плечами, возвращаясь к мыслям о своей «ненормальности», как это называли Дурсли, которая позже в магическом мире переросла в «Избранность». Тётя с дядей так и не узнают, насколько они были правы в своём определении. Конечно, исключения в каких-то ситуациях оказывались весьма полезны, но чаще всего Гарри был готов отдать собственную исключительность в обмен на обычную жизнь. Которая его вряд ли ждёт – по крайней мере, до тех пор, пока он не найдёт способ уничтожить Волдеморта. Но что может мальчик против того, чьё имя волшебники боятся произносить вслух? Размышления снова завели в тупик. Дамблдор знает, о чём говорит, и всё же Гарри порой не оставляли сомнения. А глядя на Джеймса, его не оставляли сомнения и в том, что всё это происходит у него в голове. Но шестнадцать лет – не тринадцать. Если на третьем курсе и могли странным образом ужиться две мысли – о смерти отца и о том, что именно отец спас его от дементоров тогда, на озере... То сейчас юноша просто не делал окончательных выводов, наслаждаясь каждой минутой. Какая разница, что реально и что нет, если у него появилась возможность поговорить с Джеймсом Поттером и увидеть его. - Ну... – немногословно начал Гарри, - Они удобные. Если не успел завершить все дела к вечеру, то с картой и мантией обойдёшься без неприятностей в лице Филча и его кошки. А выход из замка через Одноглазую Горбунью помогал попасть в Хогсмид, когда Дурсли не подписали разрешения. В прошлом году карта тоже здорово выручила, когда мы с ребятами собирались, чтобы тренироваться в ЗоТС... Такие собрания были запрещены, поэтому каждый раз приходилось проверять, проходит рядом какой-либо преподаватель или нет. И как вы с друзьями догадались сделать такое... Это удивительное волшебство. – гриффиндорец улыбнулся. Насколько хорошо надо владеть магией и знать территорию замка, чтобы составить подобную карту? Многочисленные прогулки с оборотнем и отменное воображение прибавились к немалым магическим способностям отца и крёстного. Питер же смог стать анимагом лишь при помощи своих друзей. Думать про Петтигрю не хотелось и Гарри вспомнил выражение лица Джеймса, когда тот рассказывал о дне свадьбы. Свадьба, рождение, приходы Сириуса и Ремуса, когда они не были заняты делами Ордена – всё это звучало как нечто невероятное, далёкое, но оживающее в эти самые минуты. Возможно, так влиял сон, но чтобы представить жизнь своих родителей, оказалось достаточно яркости чужих воспоминаний. Сейчас дементоры тоже вряд ли смогли бы пронять Гарри. - Умею. – Поттер посмотрел куда-то вдаль, где заканчивалась аллея и начинался размытый фасад ещё одного дома. – Ремус научил меня, на третьем курсе. Тогда Министерство опасалось нападений на учеников и приказало дементорам охранять школу. Эти создания как-то пересекли допустимую границу во время одного матча, Дамблдор тогда очень рассердился. – решив опустить подробности, Гарри вдруг снова почувствовал себя неловко. – Я решил, что лучше научусь противостоять им, чем они когда-нибудь застанут меня врасплох. А мой патронус – олень. – в этот момент юноша улыбнулся и посмотрел на Джеймса. Совпадения не казались случайными. Каждая общая черта, которая роднила отца и сына, воспринималась Гарри как то, чем следует гордиться. Несмотря на это, ответ на последний вопрос вызвал прилив крови к лицу. – И как ты узнал про... Да, есть одна девушка. Её зовут Джинни Уизли и она на курс младше меня. Вот только мы вряд ли сможем... И вообще вряд ли мы... – понимая, что слово «мы» не употребимо в его случае, Гарри решил ещё раз сделать вдох и прогнать неизвестно откуда взявшееся косноязычие. – Она встречается с другим. А её брат – мой лучший друг и он всегда говорил мне, насколько он терпеть не может всех, кто ухаживает за Джинни.
James Potter: Подумать только. - Простое исключение? – Джим эмоционально взмахнул руками, едва не задев Гарри. – Прости. Нет, Гарри, ты просто не понимаешь. Простое исключение – это... Это когда, допустим, ну... драклы, не знаю! Но когда тебя берут в команду сразу после первого занятия по полетам – это не «простое исключение»! – Джеймс покачал головой и радостно рассмеялся. – Когда ты родился, я еще подумал о том, как здорово, что ты мальчик. Ну, знаешь, девчонки, они не всегда квиддич любят, а уж чтобы играть в квиддич – тем более. Не то чтобы это было важным критерием, просто... – он фыркнул и гордо посмотрел на сына. - Мерлин, мой сын попал в команду на первом курсе! Гарри, сколько раз вы выигрывали кубок? И еще метла – метла-то какая у тебя? Чистомет, Комета, м? У меня в свое время «Комета» была, строптивая метла, я бы сказал. Зато какие виражи можно было на ней закладывать! – Поттер несильно ткнул собеседника локтем в бок. – Дух захватывало. Ну, в тех случаях, когда мне удавалось удержаться на ней и обойтись без вспахивания поля своим носом, - веселая усмешка. – Но это случалось только на первых курсах. Потом, курсе на пятом, уже гораздо реже, да и на следующих – почти не было такого. По крайней мере не на матчах. Представляешь: закладываешь так какой-нибудь пафосный финт с квоффлом подмышкой, а потом так изящно впиливаешься рожей в грязь... Было бы нехорошо так провалиться на матче. Как думаешь? О квиддиче Сохатый мог говорить бесконечно долго, равно как и о снаряжении для квиддича, о приемах в квиддиче, о квиддичных матчах, а так же о прочих темах, сколько-нибудь связанных с квиддичем. Ему на лбу можно было крупными буквами написать: «Квиддичный фанатик», - и никто не удивился бы. По нему это и так было заметно, без всяких надписей: оживление на лице, блестящие интересом глаза, энергичные жесты, эмоциональный тон, - вроде бы уже не мальчишка, а проскальзывает какой-то такой непосредственный восторг, будто ему лет тринадцать. Пожалуй, в такие моменты в нем было очень много жизни. Однако нынче все радовало Мародера в этом сне. Когда Гарри заговорил о том, зачем он использовал отцовско-мародерское наследство, бывший гриффиндорец прищурился и внимательно выслушал все то, о чем ему поведал сын. На его лице пару раз показалась задумчивая улыбка, один раз он нахмурился (запрещенные собрания по ЗоТС?), а последняя фраза заставила его как-то совсем по-другому улыбнуться, посмотрев куда-то в сторону. Волшебство? - Это не волшебство, Гарри, - молодой человек озорно глянул на собеседника, мгновенно утратив предыдущую улыбку, словно ее и не было. – Это просто одна из самых удачных шалостей. Я торжественно клянусь, что мы не замышляли ничего хорошего. Очень разнился смысл его слов и та интонация, с которой он их произносил. Люди, таким голосом говорящие о «просто шалости», явно имеют в виду что-то иное, и явно не из простых вещей. Однако Джим не потрудился пускаться в объяснения, ведя себя, как ни в чем не бывало. Ну, не станет же он в самом деле объяснять, что значит для него этот заколдованный четырьмя балбесами когда-то давным-давно пергамент? Хотя, наверное, и не в бумажке дело. Джеймс огляделся по сторонам, привычным жестом поправляя очки, скользнул взглядом по теням идущих мимо мамочек с колясками, а потом вновь посмотрел на Гарри. Фраза про Министерство побудила его насмешливо фыркнуть: молодцы, додумались! К детям в школу дементоров засылать. Может, проще сразу весь Хогвартс в Азкабан перенести? Чай, дешевле будет. Множество маленьких преступников прямо сразу и отсеется, на начальном этапе, так сказать. Сплошная выгода! Поттер слушал сына, нахмурившись, когда тот описывал случай во время матча, и широко улыбнулся ему в ответ, испытав абсурдную гордость за то, что у них обоих патронусы-олени. Взъерошил волосы себе, а потом, весело подмигнув Гарри, легким движением взъерошил волосы и ему. - Я догадался, сынок, - произнес Сохатый с озорством и хитрецой в глазах. – Это логично. Ты мой сын. Я гриффиндорец, не ладил со слизеринцем, играл в квиддич, был капитаном и в результате женился на рыжей девушке, которую достаточно долго добивался. А теперь подумай про себя, кто есть ты: гриффиндорец, не ладишь со слизеринцем, играешь в квиддич, капитан и, ну, о женитьбе тебе еще думать рановато, но рыжая девушка-то есть! Чего робеешь? – Мародер с некоторым удивлением заметил, что его сын явно смутился. – Эй, ты чего как первокурсник покраснел, с девчонками, что ли, никогда дела не имел? Слушай сюда. Романтик из меня, может, и хреновый, но мой тебе совет: пойми, не бывает так, что «не могу». Есть только «не хочу», «не пытался», «боюсь попробовать». Твое «вряд ли сможем» также относится к «не могу», смекаешь? – это было... странно. Нет, пора сворачивать лавочку советов. – И я ни за что в... вообще не поверю, что моего сына остановит какой-то там «другой» и брат этой Джинни. Все-таки рыжие – наш семейный конек, как показывает практика, Гарри, - бывший гриффиндорец ободряюще похлопал сына по плечу, а потом указал вперед. – Кстати, аллея не была бесконечной и упиралась в одну из улочек. Там было много домиков, а по вечерам очень красиво горели фонари. И еще где-то тут жил старый фотограф, кажется, маггл или сквиб, который ходил по улицам и всех снимал на свой древний во всех смыслах фотоаппарат. Жаль, волшебные сны не предусматривают функции фотосъемки на память. Не все же сны запоминаются? Молодой человек вздохнул и засунул руки в карманы штанов, посмотрев на небо – синее-синее и очень свежее, как будто летнее. А что, если его сын проснется и все-все забудет? Джима это не пугало, почему-то. Он смутно помнил, что после хорошего сна, пусть даже если он не запомнился, всегда остается теплое ощущение. Должно.
Harry Potter: Гарри уже вовсю смеялся – отцу, его восторженности, торопливой речи и чему-то необъяснимому, согревающему. Рассеянное солнце светило сквозь полупрозрачные облака и казалось, добиралось до самого сердца. Матчи Джеймса представлялись далёкими, но неизменно живыми и настоящими. Наверное, таким и был отец: ярким, с очень разной улыбкой и заразительным смехом. - Нехорошо, точно. – отсмеявшись, Гарри внезапно понял, что он до сих пор может чувствовать прикосновения, словно не было преграды длиной в несколько лет и одну зелёную вспышку. – Метла... Сначала у меня был Нимбус-2000. Наверное, их стали выпускать уже после... позднее, в смысле. Прекрасная балансировка, а какую скорость она развивала! И маневренность. Однажды я затормозил и развернул её почти у самой земли, один метр до поля – и она выдержала. Жаль, не выдержала ветвей Гремучей Ивы на третьем курсе... – юноша пожал плечами. – Была ужасная погода, дождь, ветер... Она ударилась об это дерево и остались только щепки. Но вскоре Сириус подарил мне Молнию. – в голосе слышалась гордость и лёгкая тоска по прошлому. – Она со мной до сих пор и я не променяю эту метлу ни на какую другую. Глупо до сих пор хранить осколок зеркала, как тогда было глупо хранить остатки верного Нимбуса. Молния ничего не вернёт и она почти не напоминает о крёстном, но дорога ещё потому, что это подарок. О Сириусе скорее напоминал дом на площади Гриммо. Рождество, которое они встречали вместе, глупый шишкообразный гном в костюме Санта-Клауса. Старый ковёр на стене с изображением фамильного древа – интересно, у Поттеров было что-то похожее? Гарри внезапно осознал, что никогда не был в Годриковой Лощине. Но когда-нибудь обязательно побывает. ...А пока пусть удачные шалости всегда будут такими. Вокруг цвели яблони. Гриффиндорец не думал о каком-то одном времени года и путал сроки, когда должны распускаться определённые растения. В Травологии хорошо разбирался Невилл, однако мальчику казалось, что точность здесь не важна. Зачем нужны правила, когда рядом идёт самый известный их нарушитель и растрёпывает свои и чужие волосы. - Наверное, ты прав. – Гарри согласился, чувствуя себя неловко. Девушки не были лучшей темой для беседы, Поттер имел слишком смутное представление о том, как себя с ними вести. Четвёртый курс доказал, что проще сразиться с драконом, чем пригласить одну интересующую тебя девушку на бал. К тому же девушку, которая пользуется немалой популярностью у противоположного пола. А в популярности Джинни парень не сомневался. Пару минут Гарри обдумывал сказанное, включая слова о фотографе, и вот солнце скрылось за горизонтом. По краям дороги таинственно замерцали разноцветные огни, постепенно они взлетали всё выше. Прямо на глазах из-под земли выросли железные столбы фонарей, на каждом плясал в стекле огонь своего цвета. Красные, жёлтые, зелёные, голубые... В окнах домов постепенно зажигался свет и это создавало уютное ощущение вечерней прогулки после насыщенного дня. Повинуясь детскому порыву, мальчик взял отца за руку. - Вы гуляли с мамой по этой улочке? Сейчас мне кажется, что это всё слишком реально. – тихо произнёс младший Поттер. – Какая она была, мама?.. Спасибо за то, что ты сейчас здесь. У меня никогда не было возможности поблагодарить тебя за что-то – за разговоры или совместные прогулки. Разговаривать я научился уже после тех событий, когда Волдеморт пришёл к вам, нет, к нам в дом. Наверное, лучше сказать это вслух, пока снова не стало поздно. Поэтому спасибо. - Спасибо. – улыбка вышла задумчивой, но не грустной. – Ты самый лучший отец.
James Potter: Обсуждать с сыном квиддич, что может быть круче? И к драклу все эти проблемы, переживания, мысли о собственной уже давно свершившейся смерти – да кому это вообще надо? Лучше послушать про Нимбус-2000, о котором Гарри рассказывал запоем. Видимо, правда хорошая метла... была. Когда сын упомянул Гремучую Иву, Джим удивленно приподнял брови. Это еще что за шутки? С чего бы это ему соваться к этому зловредному дереву? Впрочем, Гарри рассказывал об этом так просто, что Джеймс не стал его расспрашивать. В конце концов, с ним все в порядке, а то что метла пострадала – жалко, конечно, но не конец света. Хотя, наверное, сломай он свою метлу на третьем курсе, это была бы трагедия века, без преувеличений. Поттер улыбнулся следующим словам сына: все-таки Сириус заботился о крестнике. - Ты говоришь как настоящий квиддичный фанат. В голосе проскользнули нотки гордости. Пусть Сохатый не видел ни единого матча с участием Гарри, но был твердо уверен, что он хороший игрок. Иначе и быть не могло. Правда, на какой позиции сын играл, Мародер так и не понял – то ли упустил из виду в ходе разговора, то ли об этом вообще не говорилось. Ничего, он еще спросит. Время есть. Сон начинал меняться – видимо, Гарри принял его слова об улочке к сведению. Было очень забавно наблюдать, как быстро солнце закатывается за линию горизонта, небо стремительно темнеет и прозрачный вечерний воздух наполняется разноцветным светом фонарей. Как будто кто-то нажал на кнопку перемотки вперед. Горящие окна домов, такие игрушечные и небрежные, но все равно умудряющиеся дарить уют. Что ж, у его сына неплохое воображение. Бывший гриффиндорец задумчиво огляделся по сторонам, а потом одобрительно улыбнулся. Такое окружение ему было вполне по душе. А вот держать сына – весьма уже взрослого сына, стоит заметить – за руку оказалось делом необычным, но молодой человек не стал сопротивляться. В конце концов, у Гарри никогда не было такой возможности. - Гуляли, конечно. В Годриковой Лощине не так уж много мест, где можно гулять, я тебе по секрету скажу, - со смешком добавил молодой человек, имитируя страшный шепот. – Да и времени потом особо не было. Мало ли, выйдешь так на улицу и не вернешься. Впрочем, ладно, не об этом сейчас. Следующий вопрос Гарри заставил Джима задуматься. Вряд ли описание в стиле «самая прекрасная женщина на свете» что-нибудь объяснит человеку, который никогда не видел Лили. Ну, кроме того, что Джеймс влюблен в нее по уши. Поэтому надо было подобрать какую-нибудь другую характеристику, более детальную. Мерлин, у него никогда не было хорошо с поэтическими описаниями, и он не стремился развивать этот навык. Кто ж знал, что жизнь так повернется?! - Ну, она... Гм, - Поттер замолчал на пару секунд, пытаясь собраться с мыслями. – Маленькая такая, хрупкая, мне всегда казалось, что если дать ей в руки зонтик – ее ветром сдует, как эту женщину из маггловских сказок. Сама она так, конечно, не считала. Всегда пыталась доказать, что она сильная, что ее не нужно защищать и оберегать, да толку-то... рядом с ней невозможно было перестать изображать из себя рыцаря на белом коне. Я тебе клянусь. Правда, строить она тоже умела. Особенно если разозлится. Так рявкнуть могла, что вообще, - Сохатый сделал страшные глаза. – Ладно, я немного преувеличиваю. Это если она о-о-очень злилась, что редко происходило. Вот, например, когда она оставила тебя со мной на день, а вечером вернулась, а у нас дома будто тридцатилетняя война с гоблинами была – тогда она больше смеялась, чем сердилась. Я вовремя научил тебя делать невинные глаза. Перед ними никто устоять не мог, а уж она в особенности. Она была чудесной, Гарри, чудесной женой, матерью, человеком. «Если бы все могло сложиться иначе», - Мародер вздохнул и покачал головой. - Тебе не показывали колдографий каких-нибудь с ней? Ты бы понял. Я не помню, по-моему, много у кого должны были сохраниться, хотя бы по одной. Не то чтобы мы так уж много колдографировались – так, скорее, для памяти. И для рамок на камине, - бывший гриффиндорец усмехнулся. – А рамки-то красивые были, между прочим. Лили очень нравились. Как бы он хотел, чтобы у нее тоже была возможность оказаться здесь. Даже если без него – хоть как-нибудь. Она бы рассказала все в тысячу раз лучше, по крайней мере, ему так казалось. Но, раз уж он тут, то грех терять шанс.
Harry Potter: Между строк читалось «если бы не война». События повторяются: тот же противник, те же союзники и наверняка Дамблдор говорил похожие речи на прошлых собраниях Ордена. Только люди – другие. Другое поколение, выросшее со страхом, что временное затишье может закончиться. Да и недолго оно продлилось, чуть больше десятка лет. Гарри ударил мыском ботинка о камень и тот отлетел в сторону, смазанный отсутствием внимания со стороны юноши, который снова во все глаза глядел на Джеймса. Всё казалось волшебным, ярким, незабываемым. И слова о матери, и вспыхивающие окна домов, даже воздух. С каждым новым глотком всё тело наполнялось удивительной лёгкостью, и в какой-то момент Гарри подумал, что может взлететь без метлы. Тяжёлые мысли рассеялись, а вместе с ними ушло и напряжение. Смеясь и отбегая вперёд на несколько ярдов, чтобы пройтись спиной вперёд, Поттер едва не врезался в фонарный столб, но вовремя обогнул его. - Показывали, мне Хагрид в конце первого курса подарил альбом с вашими колдографиями. Там снимки со свадьбы, около каких-то древних стен, в парке... Есть ещё один – наверное, снимал ты: мама заглядывает в люльку и среди перепутанных простыней виднеется поднятая рука и тёмный вихор. – юноша жестикулирует, рисуя на фоне неба собственную колыбель. – Вы везде такие красивые... «Справедливость торжествует!» - кричал дядя Вернон, когда Гарри прислали письмо из Министерства, в котором оповещалось об исключении из Хогвартса. Почему-то эта фраза, полная нескрываемого торжества, вспомнилась именно сейчас. Не важно, как долго всё продлится, но вот такие отзвуки желаний вселяют уверенность и дарят тепло, до которого даже можно дотронуться. Есть здесь и сейчас – только это имеет значение. У отца тёплые руки, которых не бывает у мёртвых. - Все говорят, что я похож на тебя, а глаза у меня – мамины. – на одном дыхании. – А ещё я как-то спутал самого себя с тобой. На третьем курсе мы с Гермионой – она мой друг – воспользовались хроноворотом, чтобы спасти Сириуса. И тогда я издалека показался себе на глаза, и вызывал Патронуса, чтобы прогнать дементоров, окруживших крёстного и меня – а тот другой Гарри был уверен, что видит своего отца. Я сам так думал до случая с хроноворотом. Это странно – видеть события недавнего прошлого и видеть себя со стороны... Сириус тогда улетел на гиппогрифе и мы с ним стали переписываться. Постепенно холодало, словно окружающая погода начала меняться в сторону существующей наяву. Но кто сказал, что всё, что сейчас происходит – неправда? - Мы бы здесь часто гуляли. Когда-то давно Гарри слышал, что чем быстрее во сне осознаёшь, что это сон, тем быстрее просыпаешься. Не понимая до конца, что происходит, мальчик цеплялся взглядом за тёмный асфальт, взъерошенные волосы отца, его улыбку. Дождь пошёл так же внезапно, как и закончился – капли стекали по лицу и поймав взгляд Джеймса, Гарри взмахнул рукой и что-то проговорил. Слова не прозвучали, они растворялись в надвигающейся темноте. Лишь руку протянуть, Чтоб отпустить навек. © Стало ещё холоднее, словно кто-то забыл закрыть окно в спальне и теперь снег падал на подоконник, а ветер врывался в помещение, теребя красно-жёлтое одеяло.
полная версия страницы